Maureen Zehring
How to write headlines that actually work?
A headline's purpose is to quickly and briefly draw attention to the story. It is generally written by a copy editor, but may also be written by the writer, the page layout designer, or other editors.
Хайлайт в защиту поэтического
из параллельного поста в Bergwald (https://t.me/Bergwald/1227)
(кто бы мог подумать,что поэтическому помощь будет требоваться куда чаще, чем самым экстравагантным политическим тейкам!)
После "расколдовывания мира", а затем и "смерти Б-га" вещи вокруг человека смолкли. Из этого безмолвия пришла неописуемая растерянность: как теперь должен работать метаболизм смысла? Где теперь искать схлопнувшиеся порталы экстатического чувства, некогда производимого сакральным?
Но свято место пусто не бывает: раскрывшиеся пустоты быстро попали под межевание большим капиталом. К захватываемым пространствам он сразу поставил две задачи:
1) частичная монополия на протоколы радости и смысла (в разной степени разделяемая с Левиафанами)
2) полная монополия на протоколы отношений с миром вещей.
Оформив пространства вещей зыбкими очертаниями старых мифов (например, построив торговые центры по привычному образу рая etc.), он преуспел в создании одной из самых совершенных когнитивных "петель" : "желание-покупка-разочарование-новое желание".
Лишённые доступа к альтернативным маршрутам в отношениях с вещами, мы оказываемся обречены зачарованно бродить по этой петле, не в силах утолить свою жажду, и изнывая от неё всё сильнее. Прежде всего потому, что всякий раз вместо воды нас ждёт лишь её галограммное подобие: разговорить молчащий мир вещей шоппинг бессилен.
Недавно мне задали вопрос: "Если искусство, поэзия и философия так важны, то почему в глазах общества все, кто заняты этими вещами, выглядят как сумасшедшие?" И хотя вопрос этот - чисто риторический, пожалуй, всё же стоит набраться занудства, чтобы на него ответить:
если бы мы с вами были системами власти, первым делом нам следовало бы представить в свете безумия всё, что нам по-настоящему угрожает. Не нужно быть стариком Фрейдом, чтобы видеть, насколько прямо яростное отрицание пропорционально опасности отрицаемого для отрицающего. Также больше не нужно быть Марксом, чтобы подмечать, как именно идеи господствующего класса неизменно оказываются идеями, господствующими в обществе. В этом смысле отнюдь не удивительно, что популярное мнение о художниках, философах и поэтах ровно таково, каким ему надлежит быть,чтобы не мешать капиталу монополизировать ключевые онтологические и когнитивные тождества, обеспечивая себе, тем самым, беспрепятственное воспроизводство.
Это означает, что вернуть себе мир вещей - одна из по-настоящему амбициозных освободительных политических задач. Отыскать пути встречи с ними за пределами ошеломлённого потребительства - фактически означает разомкнуть петлю и выйти к собственной субъектности в живом праксисе повседневного. Нащупать индивидуальные отношения с миром вещей, сценарии смысла и ощущения от присутствия в пульсирующей распределённой материальности мира - значит сформировать основания для эмансипации и собственного мышления - со всеми открывающимися здесь политическими перспективами.
Поэзия/искусство и философия - ценнейшие мастерские на этом пути. Именно там хранятся лучшие из инструментов для того, чтобы в "мануальном режиме" работать со всем, что бессовестно предъявляется нам повседневностью с заводскими настройками капитала (заточенными на единственный маршрут - петли). Вопрошать о вещах, мыслить вещи, взаимодействовать с вещами, преобразовывать их и создавать из ничего, выходить от вещей к смыслам и обратно, читать вещи как тексты, извлекать из вещей тексты о мире, истории и самих себе - всё это - важнейшие способы освобождения нашего политического мышления от эссенциалистской мифологии капитала - с его намеренно безжизненной, принудительно пресной, скучной и изнывающей от самой себя иллюзией реальности, обрекающей нас на бесконечное и опустошительное поглощение фантомов.
из параллельного поста в Bergwald (https://t.me/Bergwald/1227)
(кто бы мог подумать,что поэтическому помощь будет требоваться куда чаще, чем самым экстравагантным политическим тейкам!)
После "расколдовывания мира", а затем и "смерти Б-га" вещи вокруг человека смолкли. Из этого безмолвия пришла неописуемая растерянность: как теперь должен работать метаболизм смысла? Где теперь искать схлопнувшиеся порталы экстатического чувства, некогда производимого сакральным?
Но свято место пусто не бывает: раскрывшиеся пустоты быстро попали под межевание большим капиталом. К захватываемым пространствам он сразу поставил две задачи:
1) частичная монополия на протоколы радости и смысла (в разной степени разделяемая с Левиафанами)
2) полная монополия на протоколы отношений с миром вещей.
Оформив пространства вещей зыбкими очертаниями старых мифов (например, построив торговые центры по привычному образу рая etc.), он преуспел в создании одной из самых совершенных когнитивных "петель" : "желание-покупка-разочарование-новое желание".
Лишённые доступа к альтернативным маршрутам в отношениях с вещами, мы оказываемся обречены зачарованно бродить по этой петле, не в силах утолить свою жажду, и изнывая от неё всё сильнее. Прежде всего потому, что всякий раз вместо воды нас ждёт лишь её галограммное подобие: разговорить молчащий мир вещей шоппинг бессилен.
Недавно мне задали вопрос: "Если искусство, поэзия и философия так важны, то почему в глазах общества все, кто заняты этими вещами, выглядят как сумасшедшие?" И хотя вопрос этот - чисто риторический, пожалуй, всё же стоит набраться занудства, чтобы на него ответить:
если бы мы с вами были системами власти, первым делом нам следовало бы представить в свете безумия всё, что нам по-настоящему угрожает. Не нужно быть стариком Фрейдом, чтобы видеть, насколько прямо яростное отрицание пропорционально опасности отрицаемого для отрицающего. Также больше не нужно быть Марксом, чтобы подмечать, как именно идеи господствующего класса неизменно оказываются идеями, господствующими в обществе. В этом смысле отнюдь не удивительно, что популярное мнение о художниках, философах и поэтах ровно таково, каким ему надлежит быть,чтобы не мешать капиталу монополизировать ключевые онтологические и когнитивные тождества, обеспечивая себе, тем самым, беспрепятственное воспроизводство.
Это означает, что вернуть себе мир вещей - одна из по-настоящему амбициозных освободительных политических задач. Отыскать пути встречи с ними за пределами ошеломлённого потребительства - фактически означает разомкнуть петлю и выйти к собственной субъектности в живом праксисе повседневного. Нащупать индивидуальные отношения с миром вещей, сценарии смысла и ощущения от присутствия в пульсирующей распределённой материальности мира - значит сформировать основания для эмансипации и собственного мышления - со всеми открывающимися здесь политическими перспективами.
Поэзия/искусство и философия - ценнейшие мастерские на этом пути. Именно там хранятся лучшие из инструментов для того, чтобы в "мануальном режиме" работать со всем, что бессовестно предъявляется нам повседневностью с заводскими настройками капитала (заточенными на единственный маршрут - петли). Вопрошать о вещах, мыслить вещи, взаимодействовать с вещами, преобразовывать их и создавать из ничего, выходить от вещей к смыслам и обратно, читать вещи как тексты, извлекать из вещей тексты о мире, истории и самих себе - всё это - важнейшие способы освобождения нашего политического мышления от эссенциалистской мифологии капитала - с его намеренно безжизненной, принудительно пресной, скучной и изнывающей от самой себя иллюзией реальности, обрекающей нас на бесконечное и опустошительное поглощение фантомов.
